Сжавшись в комок, я сидел внутри смеющегося Бога, и хохот этот заставлял
вспыхивать и гаснуть солнца, каждое из которых было не больше светляка, и мы
были всем, а все - ничем. Масло лилось на кипящее море, и вот: волны больше
не ревут, пена не рвется клочьями, брызги не хлещут ошалевших чаек...
гладкое блестящее зеркало от одной ладони до другой, и мириады отражений
вольно гуляют по его поверхности, никак не нарушая величественного
спокойствия. "Увижу светлую голову, - кричал кто-то из витой ракушки,
похожей на лоб единорога, - буду бить по светлой; увижу темную - буду бить
по темной"! Ослепшее "Великое сомнение", спотыкаясь, брело по заброшенному
пляжу, держась за плечо "Великой смерти", которая на ходу сбрасывала одежды,
превращаясь в "Великое пробуждение". А "Великая радость" махала издали
рукой, держащей кувшин с розовой настойкой; и крабы, косолапя, сбегались на
запах. Это мудрое безумие! Обезумевшая мудрость! Вздох предсмертный, так
внезапно превращающийся в хохот! Патриархи Второго собора в Вайшали,
случившемся через век после смерти Будды, пели на разные голоса: "Все, что
согласно, с существующей нравственностью и духом учения Будды, должно быть
признано уставным - неважно, существовало ли то с давних времен, существует
ли в настоящее время или явится после!" И мухи с птицами вторили этим
словам; и ад следовал за ними. "А все, что не согласно, хотя бы то
существовало прежде, существует в настоящее время или явится после - должно
быть навсегда отвергнуто и не считаться учением Будды!" Добро и зло бродили
в обнимку по бамбуковой роще, любуясь водопадами вдалеке, и ветер доносил к
ним утреннюю прохладу. Лев и агнец лежали рядом, потом лев съел агнца и
ушел, а проходивший мимо путник в рваной телогрейке представил себе, что
было бы, случись все наоборот, - после скорбно покачал головой и пошел себе
дальше...
(c) Генри Лайон Олди - Мессия очищает диск